Яркий летний день 1936 года. Молодая страна, охваченная всеобщим подъемом, отмечает четвертую годовщину сталинской программы дирижаблестроения. Легендарный комдив Котов и его многочисленная, шумная семья наслаждаются отдыхом на загородной даче. В просторном старом доме собралось множество гостей: обаятельная жена, энергичная дочь, тесть — знаменитый русский дирижер, а также толпы родни, друзей, прислуги и соседей. Атмосфера беззаботного веселья кажется незыблемой, и сама мысль о возможных переменах выглядит совершенно нелепой. Кажется, это счастье будет длиться вечно! И никто, даже прозорливый Котов, не желает допускать и тени сомнения в завтрашнем дне. Не хочет верить в неотвратимое. В то, что этот лучезарный день когда-нибудь закончится — и уже никогда не повторится вновь.
Шум голосов, смех, музыка — все сливается в единый гимн безоблачной жизни. За столом спорят о будущем, строят планы, верят в светлые перспективы, которые обещает новая эпоха. Дети носятся по саду, а взрослые, улыбаясь, следят за ними. В воздухе витает ощущение прочности и надежности бытия, словно так будет всегда. Но за этим мажорным хором звучит едва уловимая, тревожная нота. Она — в коротких паузах, в случайно затуманенном взгляде Котова, в мимолетной тени на лице дирижера. Это предчувствие, которое все упорно отгоняют от себя, стараясь не замечать. Предчувствие, что именно такие дни, столь полные и яркие, становятся особенно хрупкими и безвозвратными.
